Поведение ребенка и пищевые нарушения

Ребенка неизбежно привлекает сияющий, возможно периоди­чески меняющий свое положение металлический предмет. В присутствии других детей это стремление будет особенно заметным. (Зачастую для них совершенно невыносимо видеть колебания ребенка, поэтому схватив шпатель, они стараются засунуть его ребенку прямо в рот). Итак, перед нами младенец, которого при­влекает очень интересный объект, и сейчас я постараюсь описать то, что, на мой взгляд, является нормальной последовательностью событий. Я считаю, что любое отклонение от этого, - то, что я на­зываю нормой, - довольно значительное.

Этап I. Ребенок кладет руку на ланцет, но в этот момент не­ожиданно понимает, что нужно хорошенько подумать. Он в за­труднительной ситуации. Или же он кладет руку на ланцет, а сам замирает и смотрит пристально на меня и мать; смотрит и ждет, а в некоторых случаях совершенно теряет интерес и стремится спрятаться за материнской блузкой. Обычно не составляет труда справиться с данной ситуацией, не прибегая к каким-то увещева­ниям, и очень интересно наблюдать, как постепенно и спонтанно возвращается интерес ребенка к ланцету.

Этап 2. Все это время, «период сомнений» (как я это называю), ребенок держится довольно прямо (но не ригидно). Постепенно у него хватает смелости дать волю своим чувствам, и тогда картина меняется прямо на глазах. Момент, когда первый этап сменяется вторым, совершенно очевиден, и принятие ребенком реальности (учитывая его желание ланцета) подтверждается физиологически­ми изменениями (рот увлажняется, и начинает обильно течь слю­на). Вскоре он засовывает ланцет в рот и начинает жевать его, как будто бы копируя действия отца (когда он курит трубку). Одна из ярких отличительных черт - изменения в поведении ребенка. Вме­сто выжидательной позиции и неподвижности теперь развивается некая уверенность в себе; ребенок уже двигается достаточно сво­бодно, и последнее связано именно с манипуляциями ланцетом.

Я часто проводил эксперимент, стараясь засунуть ланцет в рот ребенка на стадии нерешительности. Если подобная нерешитель­ность в пределах нормы или же несколько отличается от нее по степени или качеству, на мой взгляд, на данном этапе невозможно засунуть ланцет ребенку в рот, не прибегая к грубой силе. В не­которых случаях, когда запреты довольно сильные, любые усилия с моей стороны (манипуляции ланцетом) заканчиваются криком, психическими нарушениями или коликами.

В данный момент ребенок, очевидно, чувствует, что ланцет це­ликом и полностью принадлежит ему, возможно, находится в его власти, и конечно же он может использовать его в целях самовы­ражения. Он стучит им по столу или металлической чашке рядом, создавая вокруг себя невероятный шум; или же пытается засунуть его мне в рот или в рот матери, очень радуясь тому, если мы пре­творяемся, что невероятно довольны. Он определенно хочет пои­грать с нами в игру, что он нас накормил, и невероятно расстраи­вается, если у нас не хватает ума взять вещь в рот и мы испортили ему всю игру.

Я могу сказать, что я никогда не сталкивался с тем, что ребенок оказывался разочарованным, когда ланцет в действительности оказывался вовсе никакой ни едой или контейнером для еды.

Этап 3. Существует и третий этап. На третьем этапе ребенок прежде всего пытается схватить ланцет, как будто по ошибке. Если ему это удастся, он снова начинает с ним играть и снова роняет его, как будто по ошибке. Завладев им вновь, он уже бросает его специально, и ему доставляет огромное удовольствие, когда он - довольно агрессивно - пытается избавиться от него, и ему особен­но нравится, когда раздаются какие-то звуки от соприкосновения с полом.

Третий этап подходит к концу, когда ребенок хочет либо опу­ститься на пол за ланцетом - сразу же начинает тянуть в рот и пы­тается играть с ним - либо ему надоела игра с ним, и он пытается дотянуться до других предметов в поле его зрения.

Все это вполне соответствует развитию ребенка в возрасте от пяти до тринадцать месяцев. Как только ребенку исполняется три­надцать месяцев, интерес к объектам настолько возрастает, что если ланцет игнорируется, а ребенок тянется к блокноту, я не уве­рен в том, что здесь подействовали какие-то запреты в отношении того, что представляло первичный интерес.

Иными словами, ситуация довольно быстро усложняется и приближается к обычной аналитической ситуации, которая скла­дывается в анализе двухлетнего ребенка с определенными неудобствами (в анализе), а именно: ребенок пока еще слишком мал, чтобы обсуждать с ним аналитический материал и, соответствен­но, его очень трудно понять. Однако, до того, как ему исполнится тринадцать месяцев, в подобной «заданной ситуации» отсутствие речи у младенца совсем не помеха.

После тринадцати месяцев с тревогой младенца следует рабо­тать в специально заданной ситуации. Но его позитивный инте­рес становится слишком обширным для этого сеттинга.

Я считаю, что терапевтическая работа может быть сделано в этом наборе ситуации, хотя это не мой объект в этой статье, чтобы проследить терапевтические возможности этой работы. На мой взгляд, в подобной заданной ситуации также может проводить­ся терапевтическая работа, хотя в данной статье я вовсе не став­лю своей целью проследить такие терапевтические возможности. Мне бы хотелось привести случай, опубликованный в 1931 году, в котором я показываю, как подобную работу удалось осуществить. В последующие годы мое мнение, сформированное тогда, лишь укрепилось.

Это был случай девочки, которую я наблюдал на протяжении двух месяцев (от бдо 8 месяцев). У нее были пищевые нарушения, предположительно вызванные гастроэнтеритом. Данное заболе­вание повлияло и на эмоциональное развитие ребенка; она была крайне раздражительной, неудовлетворенной и после еды ей всег­да становилось плохо. Она перестала проявлять какой бы то ни было интерес к игре, а к девяти месяцам не только ее взаимоотно­шения с людьми можно было назвать совершенно неудовлетвори­тельными, но и у нее начались припадки. В возрасте одиннадцати месяцев эти припадки участились.

В двенадцать месяцев припадки были крайне тяжелыми, после чего она сразу же засыпала. На данном этапе я стал работать с ней раз в несколько дней, уделяя ей двадцать минут личного внима­ния, и не в формате заданной ситуации, но сажая ее к себе на ко­лени.

На одной консультации у меня на коленях сидел ребенок, на­блюдающей за ней. Она же пыталась украдкой укусить мне палец.