Ребенка неизбежно привлекает сияющий, возможно периодически меняющий свое положение металлический предмет. В присутствии других детей это стремление будет особенно заметным. (Зачастую для них совершенно невыносимо видеть колебания ребенка, поэтому схватив шпатель, они стараются засунуть его ребенку прямо в рот). Итак, перед нами младенец, которого привлекает очень интересный объект, и сейчас я постараюсь описать то, что, на мой взгляд, является нормальной последовательностью событий. Я считаю, что любое отклонение от этого, - то, что я называю нормой, - довольно значительное.
Этап I. Ребенок кладет руку на ланцет, но в этот момент неожиданно понимает, что нужно хорошенько подумать. Он в затруднительной ситуации. Или же он кладет руку на ланцет, а сам замирает и смотрит пристально на меня и мать; смотрит и ждет, а в некоторых случаях совершенно теряет интерес и стремится спрятаться за материнской блузкой. Обычно не составляет труда справиться с данной ситуацией, не прибегая к каким-то увещеваниям, и очень интересно наблюдать, как постепенно и спонтанно возвращается интерес ребенка к ланцету.
Этап 2. Все это время, «период сомнений» (как я это называю), ребенок держится довольно прямо (но не ригидно). Постепенно у него хватает смелости дать волю своим чувствам, и тогда картина меняется прямо на глазах. Момент, когда первый этап сменяется вторым, совершенно очевиден, и принятие ребенком реальности (учитывая его желание ланцета) подтверждается физиологическими изменениями (рот увлажняется, и начинает обильно течь слюна). Вскоре он засовывает ланцет в рот и начинает жевать его, как будто бы копируя действия отца (когда он курит трубку). Одна из ярких отличительных черт - изменения в поведении ребенка. Вместо выжидательной позиции и неподвижности теперь развивается некая уверенность в себе; ребенок уже двигается достаточно свободно, и последнее связано именно с манипуляциями ланцетом.
Я часто проводил эксперимент, стараясь засунуть ланцет в рот ребенка на стадии нерешительности. Если подобная нерешительность в пределах нормы или же несколько отличается от нее по степени или качеству, на мой взгляд, на данном этапе невозможно засунуть ланцет ребенку в рот, не прибегая к грубой силе. В некоторых случаях, когда запреты довольно сильные, любые усилия с моей стороны (манипуляции ланцетом) заканчиваются криком, психическими нарушениями или коликами.
В данный момент ребенок, очевидно, чувствует, что ланцет целиком и полностью принадлежит ему, возможно, находится в его власти, и конечно же он может использовать его в целях самовыражения. Он стучит им по столу или металлической чашке рядом, создавая вокруг себя невероятный шум; или же пытается засунуть его мне в рот или в рот матери, очень радуясь тому, если мы претворяемся, что невероятно довольны. Он определенно хочет поиграть с нами в игру, что он нас накормил, и невероятно расстраивается, если у нас не хватает ума взять вещь в рот и мы испортили ему всю игру.
Я могу сказать, что я никогда не сталкивался с тем, что ребенок оказывался разочарованным, когда ланцет в действительности оказывался вовсе никакой ни едой или контейнером для еды.
Этап 3. Существует и третий этап. На третьем этапе ребенок прежде всего пытается схватить ланцет, как будто по ошибке. Если ему это удастся, он снова начинает с ним играть и снова роняет его, как будто по ошибке. Завладев им вновь, он уже бросает его специально, и ему доставляет огромное удовольствие, когда он - довольно агрессивно - пытается избавиться от него, и ему особенно нравится, когда раздаются какие-то звуки от соприкосновения с полом.
Третий этап подходит к концу, когда ребенок хочет либо опуститься на пол за ланцетом - сразу же начинает тянуть в рот и пытается играть с ним - либо ему надоела игра с ним, и он пытается дотянуться до других предметов в поле его зрения.
Все это вполне соответствует развитию ребенка в возрасте от пяти до тринадцать месяцев. Как только ребенку исполняется тринадцать месяцев, интерес к объектам настолько возрастает, что если ланцет игнорируется, а ребенок тянется к блокноту, я не уверен в том, что здесь подействовали какие-то запреты в отношении того, что представляло первичный интерес.
Иными словами, ситуация довольно быстро усложняется и приближается к обычной аналитической ситуации, которая складывается в анализе двухлетнего ребенка с определенными неудобствами (в анализе), а именно: ребенок пока еще слишком мал, чтобы обсуждать с ним аналитический материал и, соответственно, его очень трудно понять. Однако, до того, как ему исполнится тринадцать месяцев, в подобной «заданной ситуации» отсутствие речи у младенца совсем не помеха.
После тринадцати месяцев с тревогой младенца следует работать в специально заданной ситуации. Но его позитивный интерес становится слишком обширным для этого сеттинга.
Я считаю, что терапевтическая работа может быть сделано в этом наборе ситуации, хотя это не мой объект в этой статье, чтобы проследить терапевтические возможности этой работы. На мой взгляд, в подобной заданной ситуации также может проводиться терапевтическая работа, хотя в данной статье я вовсе не ставлю своей целью проследить такие терапевтические возможности. Мне бы хотелось привести случай, опубликованный в 1931 году, в котором я показываю, как подобную работу удалось осуществить. В последующие годы мое мнение, сформированное тогда, лишь укрепилось.
Это был случай девочки, которую я наблюдал на протяжении двух месяцев (от бдо 8 месяцев). У нее были пищевые нарушения, предположительно вызванные гастроэнтеритом. Данное заболевание повлияло и на эмоциональное развитие ребенка; она была крайне раздражительной, неудовлетворенной и после еды ей всегда становилось плохо. Она перестала проявлять какой бы то ни было интерес к игре, а к девяти месяцам не только ее взаимоотношения с людьми можно было назвать совершенно неудовлетворительными, но и у нее начались припадки. В возрасте одиннадцати месяцев эти припадки участились.
В двенадцать месяцев припадки были крайне тяжелыми, после чего она сразу же засыпала. На данном этапе я стал работать с ней раз в несколько дней, уделяя ей двадцать минут личного внимания, и не в формате заданной ситуации, но сажая ее к себе на колени.
На одной консультации у меня на коленях сидел ребенок, наблюдающей за ней. Она же пыталась украдкой укусить мне палец.