Анализ родовой травмы, в целом, очень важное исследование.
Главным в понимании детской психологии, включая травму рождения, должен быть именно психоаналитический опыт. При этом особое внимание следует уделять регрессии. Это должно быть первостепенным по отношению к интуитивному пониманию и даже объективному анализу детей и отношений ребенок-мать на ранних этапах.
Приступая вплотную к работе с материалом, связанным с рождением, в анализе, пациент безусловно демонстрирует иные признаки крайне инфантильного состояния. Ребенок может играть в игры, содержащие в себе символизм рождения, точно так же и взрослые часто рассказывают о фантазиях, связанных - сознательно или бессознательно - с рождением. Это не то же самое, что и отреагирование каких-то воспоминаний, связанных с опытом рождения; все то, что представляет материал для анализа травмы рождения. Но пациенты-психотики, склонные к воспроизведению подобных ранних инфантильных переживаний, стараются обходить стороной фантазии, содержащие в себе некий символизм.
В данном случае я говорю о нормальном опыте рождения, который не стоит считать травмирующим. Правда, мне было сложно это доказать. Тем не менее, чтобы прояснить собственную точку зрения, я предположил наличие нормального опыта рождения и хотел бы представить два вида травмирующего рождения, один из которых довольно распространен и в целом не столь важен в силу того, что впоследствии с этим удается - так или иначе - справиться, а второй, безусловно, травмирующий, который очень непросто преодолеть даже самым тщательным уходом впоследствии, что неизменно оставляет на личности определенный отпечаток.
Если эти предположения будут оправданы, тогда мы сможем сделать определенные теоретические выводы.
Поскольку тревога универсальное явление, она не может быть напрямую связана с каким-то определенным случаем рождения, а именно: травматичным рождением.
Возможно, объяснением хорошо известного факта, что существует определенная клиническая связь между проявлениями тревоги и некими подробностями родовой травмы может быть то, что родовая травма определяет характер последующих репрессий; таким образом, родовая травма косвенно определяет то, как в определенных случаях проявляется тревога.
Побочный эффект этой теории состоит в том, что она позволяет рассматривать достаточно распространенную врожденную, а не наследуемую паранойю. То, о чем я сейчас говорю, мы можем увидеть в названии двух статей Гринакр, а также в самих ее работах.
Она пишет о предрасположенности к тревожности. При этом она не утверждает, что травматичный опыт рождения точно определяет характер ожидаемой репрессии. Речь идет о том, что травматичные роды могут предопределять дальнейшее существование, а также служить паттерном параноидальной предрасположенности. Иными словами, принимая во внимание теорию параноидальной тревоги Мелани Кляйн, - когда хоть какое-то облегчение в анализе наступает только с полным принятием со стороны пациента орального садизма и амбивалентности по отношению к хорошему объекту» - мы не должны засыпать о допольно распространенных случаях, когда параноидальная истории бере г снос начало с самого рождения. Основываясь на психоаналитической работе и могу предположить, что с самого рождении можно видеть настолько сильную предрасположен носи» к репрессиям (а также определенному заданному паттерну репрессий), что паранойю и таких случаях вряд ли можно считать следствием орального садизма. Иными словами, как мне кажется, в ряде случаев латентной паранойи, анализ паранойи наряду с восстановлением и полной мере орального садизма не приводит к полному решению проблемы, ибо в аналитическом сеттинге требуется также работа с травматичным опытом рождения. При этом фактор окружения оказывается не столь важным сейчас.
Все ли здесь понятно? Ни один параноидальный случай невозможно проанализировать, просто позволив пациенту пережить родовую травму. Наверное, речь идет о том, что в процентном соотношении параноидальных случаев присутствует этот дополнительный фактор, что рождение было травматичным и у младенца закрепился паттерн ожидаемого вмешательства в основы его «бытия». Вероятно, при значительном опыте эти случаи можно дифференцировать от других параноидальных случаев в зависимости от их клинической картины, а также очень подробного анамнеза.
Иначе говоря, я пытаюсь найти связь между родовой травмой и психосоматическими расстройствами, в частности, некоторыми головными болями и разного рода нарушениями дыхания. В данном случае можно говорить о том, что травма рождения может повлиять и на паттерн ипохондрии.
А теперь мы переходим к следующему утверждению. Фрейд признает определенную непрерывность между жизнью, которую плод вел внутри матки, и уже вне ее. Я думаю, нам трудно сказать, насколько Фрейд следовал этому открытию в своей аналитической работе. В достаточно подробном анализе одного случая я смог удостовериться в том, что пациент способен привнести в аналитический час, при определенных особых условиях, регрессию какой-то части собственного Я к этому состоянию внутри и вне матки. В таких случаях движение вперед и назад - вне матки к внутриутробному существованию и обратно -включает в себя опыт, связанный с рождением человека, и это следует отличать от более важных движений общего характера в фантазиях - «в» и «из» материнского тела и «в» и «из» внутреннего мира пациента.
Конечно, можно предположить, что с момента зачатия и впоследствии тело и психика развиваются вместе, сначала они представляют собой неразрывное целое, а потом происходит разделение одного от другого. Безусловно, еще до рождения, говоря о психике (без сомы), мы подразумеваем то, что происходит постоянный личный непрерывный опыт. Эта преемственность, которую можно назвать началом Я, периодически прерывается фазами реакции на вторжение. Я порой включает в себя воспоминания об ограниченных фазах, в которых реакция на вторжение нарушает непрерывность. К моменту рождения младенец уже готов для таких фаз, и, на мой взгляд, в нетравмирующем рождении реакция на вторжение, которую влечет за собой рождение, не превышает той, к которой плод уже подготовлен.
г Принято считать, что новый опыт дыхания обязательно должен быть травматичным. Скорее задержка дыхания, связанная с длительным рождением, является травмирующим фактором, а не начальный процесс формирования дыхания. Мой психоаналитический опыт убеждает меня в том, что это далеко не всегда верно и что огромное значение имеет изначально сформированный процесс дыхания.
Мне кажется, что по отношению к пограничным фазам невыносимых реакций интеллект начинает работать независимо от психики. Как если бы интеллекту требовалось собрать воедино все вторжения, на которые должна быть реакция, и удерживать их абсолютно в том же порядке и последовательности, таким образом защищая психику до тех пор, пока она не вернется к прежнему своему состоянию. В более травмирующих ситуациях интеллект развивается особенно быстрыми темпами и может даже показаться, что он является более важным, чем психика; уже после рождения интеллект может выполнять некую выжидательную функцию, собирая воедино все эти переживания и удерживая их вместе, по-прежнему с целью сохранения психики. Смысл подобных защит можно увидеть в том, что человек приносит их в анализ, и уже в аналитической ситуации мы можем видеть, как он воспроизводит тщательно отобранные первичные вторжения. И только потом, в конце концов, пациент может позволить себе забыть о них.
Я признателен д-ру Маргарет Литтл за наблюдение того, как при паранойе отдельные вторжения становятся интегрированными и организованными, - как некая общая клиническая картина. Такая организация осуществляется интеллектом человека в защиту психики, и именно поэтому сама по себе организация отдельных вторжений столь яро отстаивается.
В результате в ряде случаев все это приводит к такой путанице, что интеллект не в состоянии связывать и удерживать определенную последовательность, и в этом случае вместо усиления интеллекта можно обнаружить клинически очевидный психический дефект, и это несмотря на исходное нормальное развитие ткани мозга.
Можно было бы развивать эту тему и дальше, описывая физические ощущения, относящиеся к родовой травме, которые появляются в общей психосоматической симптоматологии. Важно, однако, то, что для отдельного пациента паттерн четко определен, а также то, что в процессе снятия напряжения, вполне возможного в ходе психоаналитической работы, сохраняется определенная временная последовательность. В любом анализе такого рода человеку уже знакомы определенные ощущения и их последовательность, ибо они принадлежат конкретному пациенту.
Важным практическим моментом в этой связи является то, что это позволяет нам иметь дело с одним или более из этих факторов. Один из основных принципов психоаналитической техники - это то, что представляется такой сеттинг, когда пациент может работать только с чем-то одним. Так что для нас, в нашей аналитической работе, нет ничего более важного сейчас, чем понимание того, с чем бы пациент предпочел работать. Хороший аналитик старается ограничить собственные интерпретации и действия теми деталями, которые были точно представлены пациентом. Вряд ли можно считать хорошей практикой пытаться интерпретировать то, что человек чувствует сейчас, действуя в соответствии с собственными потребностями, тем самым мешая пациенту справиться с чем- то одновременно. И чем дальше мы продвигаемся, тем более это становится очевидным. Интеграция незрелой психики в момент рождения может быть усилена опытом человека, даже реакцией на вторжение, при условии, что это не будет длиться слишком долго. Однако, для нескольких вторжений потребуются отдельные реакции, а это разрывает психику на части. Попытки Эго, о которых я говорил, есть не что иное, как попытки не допустить вторжения посредством психической деятельности, так что реакции на них могут происходить одновременно, не приводя к каким бы то ни было нарушениям психики. Все это можно совершенно отчетливо проследить в психоаналитической работе при условии, что терапевт будет способен следовать за пациентом в его эмоциональном развитии, - как бы далеко тот не зашел, от регрессии к зависимости, - с тем, чтобы приостановить тот период, когда вторжений было много и они были неуправляемыми.
И, наконец, мне бы хотелось еще раз повторить то, что нет такого понятия, как лечение посредством анализа одной только родовой травмы. Чтобы прийти к этим ранним стадиям, мы должны показать своим пациентам компетентность во всем диапазоне общего психоаналитического понимания. Кроме того, когда пациент был полностью зависим, а теперь способен откликнуться на призыв, необходимо очень четкое понимание депрессивной позиции, а также постепенное развитие в направлении генитальной первичности и динамики межличностных отношений наряду с призывом перейти от зависимости к независимости.