Все это время, пусть это несколько и противоречило идее дома как замкнутой системы, мать приводила ребенка ко мне один раз в неделю (это были очень небольшие консультации). Каждую неделю я объяснял матери, что происходит, давая ребенку возможность проявить весь свой негативизм. Девочка отказывалась входить ко мне в комнату. Она выглядела дикой и вела себя вызывающе, или же просто стояла рядом с матерью и могла топать, плевать и ругаться. Она была похожа на какое-то дикое животное. Иногда она могла сказать: «Заткнись, я тебя убью» или же кричала: «Нет. Нет. нет.» Трудно описать силу ее отрицания меня. После нескольких визитов ко мне ребенок уже согласился посетить игровую комнату перед уходом. Таким образом, теперь она знала, что здесь есть игрушки, и через несколько недель она даже решила прикоснуться к одной из них. Однажды, хотя она и отказалась взять у меня из рук бумажную катушку, выйдя на улицу, она продолжала смотреть в мое окно, и когда я бросил катушку вниз, она подняла ее и забрала с собой. Эти визиты ко мне воспринимались ребенком как некие экскурсии, единственное, что она могла терпеть. Постепенно эти визиты стали носить достаточно регулярный характер (начиная с коротких интервью и заканчивая принятием меня).
Потом был довольно долгий промежуток, когда мы не встречались с ней вообще из-за праздников. После этого я обнаружил у ребенка такие значительные улучшения, что решил не продолжать работу, но поговорить с родителями, преподавателями в школе и социальными работниками на предмет ее восстановления. Надо сказать, что этот процесс достаточно медленный и естественный.
В нашей работе был еще один эпизод, когда она должна была остаться с тетей и дядей (супружеской четой). Тетя не могла справиться с ней, и на какое-то время (как правило, несколько недель) она возвращалась, символически, к своей болезни. Все симптомы были вполне узнаваемы, но через несколько недель вновь происходило спонтанное выздоровление.
В течение пятнадцати месяцев, с момента начала болезни, она снова вернулась в школу. Учителя отмечали, что она серьезно отстала, но они постараются принять ее и обращаться с ней почти так же, как и раньше.
Два года спустя
Почти через два года, когда ей исполнилось восемь лет, она сказала матери: «Я хочу увидеть доктора Винникотта, и мне бы хотелось взять с собой сестренку». Мать организовала визит ко мне, и едва только войдя в мою комнату, она сразу же побежала показывать игрушки сестре. До этого я не мог быть уверен, что она действительно замечала игрушки. Сестра тут же придумала для себя какую-то игру, а я решил разделить свое внимание между двумя детьми. Игра Кэтлин заключалась в постройке очень длинной дороги, используя множество маленьких игрушечных домиков, которые у меня были в кабинете тогда. Ей явно требовались мои интерпретации, и и смог объяснить ей, что ее действия, - это некая попытка объединить прошлое с настоящим, мой дом с ее собственным, интегрируя прошлый опыт с настоящим. Именно для этого она сюда пришла, а также сообщить мне о том, что она использовала свою маленькую сестру для восстановления естественного аспекта собственного Я. Постепенно, в процессе выздоровления, ей удалось забрать у сестры свое естественное Я, и у них опять наладились нормальные отношения.
Я узнал, что после того инцидента с тетей, мать решила, что она должна на какое-то время расстаться с ребенком, потому что между ними - мать и Кэтлин - сложились отношения, преимущественно связанные с болезнью (чтобы справиться с ней). Мать не могла просто ощущать себя матерью, и с этим нужно было что-то сделать. Поэтому мать рискнула отправить ребенка к другим родственникам. По возвращении домой Кэтлин казалась вполне здоровой, она хорошо спала, играла, делилась игрушками, и у нее уже не отмечалось столь сильных перепадов настроения, как это было до болезни.
Дальнейшее наблюдение
Недавно я пригласил их всех ко мне. Мать с радостью приняла приглашение и привела с собой всех троих детей. Старшей сестре уже девятнадцать; она умна, хорошо образована, одета со вкусом и уже работает.
Сильвия, девять лет, развивается хорошо.
Кэтлин, тринадцать с половиной лет, производит нормальное впечатление, но она довольно напряжена и не обладает столь живым умом своей старшей сестры. Она была очень рада видеть меня, и я почувствовал определенную зрелость в ее суждениях. В школе все было хорошо, правда результаты ее тестов оставляли желать лучшего (чуть выше среднего). Я узнаю, что в школе ее любят, хотя у нее и мало друзей. Она уже решила стать вышивальщицей, и учителя говорят, что у нее точно это получится.
Итак, можно сказать, что девочка выздоровела. И я помог ей в этом. Основная работа была сделана родителями, но для этого не требовалось особого ума. Они просто старались выполнять потребности своего больного ребенка в период временной особой адаптации.