Гете заметил однажды: «Мне ненавистно все то, что просто является информацией, но никак не позволяет мне развиваться или совершенствовать то, чем я занимаюсь». В каком-то смысле то же самое можно сказать и о чувствительности Винникотта. Он мог учиться у других, только если это еще больше и сильнее пробуждало его собственное Я. Помню, как однажды воскресным утром я позвонил ему, призывая ознакомиться с работой Лионеля Трил- линга Фрейд и кризис нашей культуры. И вот что он сказал мне: «Масуд, какой смысл просить меня читать что-либо! Если это вызовет у меня скуку, я засну посередине первой страницы, и напротив, если меня что-то заинтересует, я начну все это переписывать».
Понятно, он хотел разыграть нас обоих, и надо сказать, он обладал для этого всем необходимым. Но он также говорил правду, а правда постигается человеком через метафоры и парадоксы. Статистическая точность - это машинное измерение, оно не имеет никакого отношения к человеческим истинам.
Неудивительно, что именно этот человек должен был представить нам концепцию переходных объектов, явлений и пространства. Но низводить его абстракции, взятые им из клинического опыта, до статуса концепций значит исказить весь его стиль мышления. Более точно и правильно было бы назвать их, как говорил Ницше, «направляющей беллетристикой». Но ни одна подобная «направляющая беллетристика» Винникотта не получила такого мгновенного признания, как понятие переходного объекта.
Эти вполне очевидные, на первый взгляд, и понятные вещи имеют под собой сложную клиническую основу.
За время работы в детской больнице Паддингтон Грин и Королевском Госпитале для детей, на протяжении почти сорока лет, Винникотту довелось видеть около шестидесяти тысяч младенцев, детей, матерей, отцов, родителей, бабушек и дедушек. Первое заявление, сделанное Винникоттом в этой связи, можно найти в его работе «Наблюдение за младенцами в определенной ситуации» (Глава IV ниже). Здесь он описывает определенную модель поведения младенца по отношению к ланцету в сеттинге консультирования между ним и матерью. Его мысли по поводу этого феномена представляются мне настолько важными, что я считаю необходимым привести их здесь целиком:
Этап 1. Ребенок прикладывает руку к ланцету, но в этот момент неожиданно понимает, что нужно подумать. Он испытывает затруднение. Либо его рука покоится на ланцете, тело неподвижно, а он смотрит, недоумевая, на меня и на мать, смотрит и ждет; или же, в некоторых случаях, он совершенно теряет интерес и пытается зарыться лицом в блузку матери. Как правило, можно управлять ситуацией, пока ребенок совсем не успокоится, и очень интересно наблюдать постепенное и спонтанное возвращение интереса ребенка к ланцету.
Этап 2. Все это время, в «период колебаний» (как я это называю), ребенок держится прямо (но не ригидно). Постепенно он становится достаточно смелым, - его чувства могут развиваться и дальше, - а затем картина меняется довольно быстро. Момент, когда первая фаза сменяется второй, совершенно очевиден, так как принятие реальности - желание ланцета - находит свое выражение в определенных изменениях во внутренней части рта, которая становится дряблой, в то время как язык выглядит мягким и одновременно напряженным, а слюна течет обильнее. Вот он уже пытается засунуть ланцет в рот и начать его жевать, или же пытается копировать отца, когда он курит трубку. Просто поразительно, насколько меняется поведение ребенка. Вместо ожидаемой неподвижности теперь мы можем наблюдать уверенность в себе и то, как он свободно движется; последнее связано с манипуляциями ланцетом.
Я часто проводил эксперимент, пытаясь засунуть ланцет в рот ребенка в моменты колебаний. Вне зависимости от того, связано ли это как-то с моим обычным состоянием или же нет, я пришел к выводу, что на данном этапе совершенно невозможно засунуть ланцет в рот ребенка, без применения силы. В некоторых случаях, когда зажим очень сильный, любые попытки с моей стороны засунуть ланцет, приводят к тому, что ребенок начинает кричать, испытывая при этом психические страдания или реальные колики.
Сейчас ребенок, кажется, чувствует, что ланцет полностью принадлежит ему и он может самовыражаться при помощи него. Он стучит им по столу или по металлической чаше, которая находится рядом, создавая вокруг себя сильный шум; или же он пытается засунуть его в рот или в рот матери, и очень радуется, если мы делаем вид, что он нас кормит. Определенно, ему очень интересна эта игра с кормлением, и он, конечно же, расстраивается, если мы оказываемся настолько глупыми, что просто берем эту штуку в рот, испортив всю игру.
Здесь я бы отметил, что мне никогда не доводилось видеть, что ребенок оказывается разочарован тем, что ланцет, на самом деле, никакая ни пища или контейнер для пищи.
Этап 3. Существует и третий этап. На третьем этапе ребенок роняет ланцет, как будто по ошибке. Если его удается поднять, он снова начинает играть с ним, а потом бросает его вновь, но на сей раз уже неслучайно. Он это проделывает еще и еще, теперь уже намеренно, всякий раз приходя в неописуемый восторг, пытаясь агрессивно избавиться от него, и особенно ему доставляет удовольствие тот звук от контакта с полом.
В конце этой третьей фазы ребенок предпочитает либо опуститься на пол с ланцетом, пытаясь засунуть его в рот, либо снова начать играть с ним; или же, когда ему совсем надоест, он тянется к любым близлежащим объектам.
Здесь мне бы хотелось особо остановиться на том, что Винни- котт называет «периодом колебаний». Ведь даже при беглом взгляде на материал, представленный в работе Терапевтические консультации в детской психиатрии, становится понятно, что суть этой игры заключается в том, как Винникотт создает пространство, переходное пространство, когда этот «период колебаний» не только совершенно очевиден, но и позволяет ребенку двигаться в направлении творческого самовыражения, а именно: непосредственно игры. Это также очень важное понятие для психоаналитической теории в целом и нашей клинической работы со взрослыми, в частности. Концепция «период колебаний» добавляет нечто новое к классической концепции сопротивления, известной нам по работам Фрейда.
Довольно часто в аналитических работах можно встретить интерпретации сопротивления пациента, в то время как в действительности реальность такова, что пациент находится в «периоде колебаний» или, другими словами, пациент старается найти для себя «ту степень интимности» в аналитической ситуации, когда он сможет постепенно перейти к вербальному или телесному выражению. Концепция «период колебаний» в работах Винникотта напрямую связана со сферой «бесконфликтного Эго» Хартманна (1958).
Винникотт анализирует это и дальше в своей статье «Примитивное эмоциональное развитие» (Глава XII ниже), где, рассказывая о первом опыте малыша с матерью, он говорит:
С точки зрения ребенка к материнской груди (я бы не стал утверждать, что грудь столь важна как орудие материнской любви) у ребенка присутствуют инстинктииные и хищнические позывы. У матери есть грудь и она способна вырабатывать молоко. Поэтому периодически у нее могут возникать фантазии, что ей бы хотелось подвергнуться нападению голодного ребенка. Эти два феномена по-прежнему существуют по отдельности до тех пор, пока мать и ребенка связывает определенный совместный опыт. Мать, будучи зрелой и физически развитой, должна демонстрировать столь необходимые терпение и понимание ребенку с тем, чтобы именно она создавала те ситуации, которые могли бы привести к успешным связям ребенка с внешним объектом; объектом, который является внешним по отношению к Я с точки зрения младенца.
Я вижу этот процесс как две линии, идущие из противоположных направлений и в какой-то момент способные встретиться. В случае их пересечения может возникнуть некая иллюзия - тот незначительный опыт, который ребенок может воспринимать либо как собственную галлюцинацию, либо как нечто, принадлежащее к внешней реальности.