Клинические случаи, Шарлотта и Матильда

Шарлотта (30 лет) проходила у меня анализ в течение 2 меся­цев. У нее клиническая депрессия с суицидальными страхами, но иногда она также получает и некоторое удовольствие от работы и внешней активности.

В самом начале нашего анализа она рассказывает один сон, пре­следующий ее постоянно: она приходит на вокзал, где стоит поезд, но поезд никуда не трогается.

На прошлой неделе ей приснился этот сон дважды. Я вынужден опустить множество деталей, но суть в том, что в каждом снови­дении она ходит туда и обратно по составу, ища вагон с целым не­занятым купе, чтобы она могла там отдохнуть во время поездки. Миссис N, - женщина, которой Шарлотта восхищается (она срав­нивает ее со мной, кто так волнуется за пациентку, но Миссис N озабочена еще и лечением геморроя, в то время как я не делаю для этого ничего), - советует ей найти место, где бы она могла умыться.

В первом сновидении она находит купе с одной незанятой сто­роной, а во втором - место для умывания. И в том, и в другом слу­чае - поезд трогается. Именно это последнее, случайное замеча­ние напомнило мне главное сновидение. Геморрой, как некий кли­нический симптом, привлекал внимание, очевидно, к анальному возбуждению и фантазиям в этой связи; поэтому меня не удивляли и путешествия в ее сновидениях. На этой сессии пациентка описы­вает, как она идет через парк в тяжелых туфлях, помогающих ей отделаться от своих чувств, а также играет со своим племянником, заставляющим ее выполнять гимнастические упражнения на полу.

Я бы мог указать на свою материнскую роль, с косвенно выра­женным побуждением пациентки испачкать меня, пинать и затоп­тать меня и т.д., но я чувствую, что я пропущу нечто очень важное, если не отмечу смысл уменьшения маниакальной защиты и новые опасности, связанные с изменениями. Поезд, который никогда не трогается, был картиной всемогуще контролируемых родителей; родителей, которых она постоянно удерживала в воображении;

То обстоятельство, что поезд трогается и наконец, показывает уменьшение контроля внутренних родителем и предупреждать о новых опасностях» связанных с чтим процессом, а также потребности в новых защитах, если прорыв в атом направлении запустил процесс развития Эго, вызванный анализом. Нот недавний мате риал и соответствующие интерпретации и т.д,

Вообще, надо сказать, что поезда, которые трогаются с места, могут потерпеть крушение.

Поиск места для умывания в дампом контексте может быть связан, вероятно, с развитием обсессивной техники, а также спо­собности выносить депрессию и признавать объектную любовь и зависимость.

В последующий час пациентка чувствует ответственность за следы ударов на моей двери и грязные отметки на мебели, выра­жая желание смыть их.

* * *

Матильда (39 лет) проходит анализ в течение четырех лет. У нес ярко выраженная клиническая обсессия. В ходе анализе она де­монстрирует признаки депрессии с явными суицидальными стра­хами. Психологически это нездоровая личность с самого раннего детства, и вообще она не помнит ни одного счастливого периода в своей жизни. В 4 года ее не могли оставлять в обычной дневной школе, и где-то с этого момента вплоть до окончания детства в ее жизни доминировал страх заболеть.

Слово «конец» нельзя было никак упоминать ни в каком кон­тексте этого анализа, а весь анализ собственно можно было опи­сать как анализ именно конца.

Только сейчас возникают какие-то первые реальные контакты, проявляется какой-то анальный интерес и желания, до этого вре­мени глубоко подавленные.

В начале часа, взятого из работы на этой неделе, о котором мне бы хотелось рассказать сейчас, она старалась рассмешить меня, и думать над мыслью, что таким положением рук я некото­рым образом сдерживать мочеиспускание. С этой пациенткой, как и с другими, и понимал то, что усилие рассмеяться и рассмешить моим, было сигналом депрессивной тревоги; они могут как демон­стрировать облегчение, припилили интерпретацию, так и залиться слезами вместо того, чтобы продолжать смеяться и быть веселым. Пациентка в данный момент представляла собой то, что можно было бы назвать множественной фотографией ее самой. Мать по­просила у нее фотографию, и ей казалось, что если сделать сорок восемь маленьких фотографий (есть такая техника), то одна или дне точно будут хорошими. По этой методике должно получиться собрать воедино все необходимые части тела, родителей и самого себя. Она попросила меня выбрать тот снимок, который мне боль­ше всего нравится и вообще просмотреть все сорок восемь фото­графий. Она хотела дать одну фотографию и мне. Идея заключа­лась в том, что мне пришлось бы сделать нечто, не относящееся к анализу, и когда - вместо того, чтобы попасться в эту ловушку (незадолго до этого она предупредила меня о подобных ухищре­ниях) - я начал анализ ситуации, она была в отчаянии, заявив, что никому не даст фотографию и покончит с собой. У нас появи­лась неплохая возможность проанализировать ее предоставления о жизни, меня же пытались склонить к отрицанию того, что она действительно может умереть.

Если я не принимал ситуацию, она чувствовала себя глубоко уязвленной, что можно было связать с ее крайним беспокойством по поводу фантазии об отвержении материнской груди (застав­ляя мать чувствовать себя плохой или пострадавшей), как нечто, противоположное чувству злости за то, что мать ее фрустрирует. В конце каждого аналитического часа она демонстрировала, с яв­ным раздражением, отказ от анализа, от которого ей бы хотелось защитить себя, подчеркивая фрустрирующую силу аналитика.

Благодаря соответствующим интерпретациям мы поняли, что она воспринимала анализ, как оружие в моих руках, а также то, что по ее ощущениям для меня было реальнее увидеть ее фото (сорок восемь се фотографий), нежели ее саму. Ситуация анализа (в ко­торой она находилась четыре года, когда анализ был для нее единственной реальностью) сейчас впервые показалась ей нереальной, или по крайней мере она увидела нарциссические отношения, от­ношение к аналитику, ценное, главным образом, для ее собствен­ного чувства облегчения, когда что-то дается, и ничего не требует­ся взамен, связь с ее собственными внутренними объектами, Она вспомнила, что за день или два до этого, она вдруг подумала: «Как ужасно быть по-настоящему одной, как ужасно одиночество»,

Быть одному означает поддерживать отношения между отцом и матерью. Если они любящие или счастливы вместе, они пробужда­ют жадность и ненависть в одиноком человеке; а если они плохие, обкрадывающие, жестокие, борющиеся, таковыми они и являются из-за гнева одинокого человека, гнева, который уходит корнями в прошлое.

Этот анализ был очень долгим отчасти потому, что первые два года я не понимал всей этой депрессивной позиции; и только в по­следний год у меня возникло такое чувство, что анализ в целом продвигается неплохо.

Я выбрал Матильду, главным образом, для иллюстрации чув­ства нереальности, которое сопровождает отрицание внутренней реальности в подобных маниакальных защитах. В случае с фото­графиями она призывала меня поддержать ее маниакальные за­щиты вместо понимания того, что ее в общем-то не существует, ей не хватает чувства реальности, и она мертва.