В том случае, о котором сейчас пойдет речь, более глубокое понимание концепции Мелани Кляйн, - называемой нами «маниакальной защитой», - в каком-то смысле совпало с усилением фокуса на внутренней реальности, к чему я пришел не сразу. Три или четыре года назад я все еще пытался противопоставить такие понятия, как «фантазии» и «реальность», пока мои друзья, далекие от психоанализа, не обратили мое внимание на то, что я использую данное понятие несколько иначе (не в общепринятом смысле). На их возражения мне пришлось ответить, что это неизбежно приведет к неправильному толкованию данного термина; ибо (как и в случае с понятием «тревоги» в психоаналитическом контексте) гораздо легче объяснить появление нового слова, чем применять уже существующее с новым смысловым оттенком.
Однако, постепенно я осознал то, что использую понятие «фантазия» в обычном смысле, и тогда уже я начал сравнивать внешнюю реальность не столько с фантазией, сколько с реальностью внутренней.
В каком-то смысле я, наверное, уклоняюсь от прямого ответа, ведь если бы я до конца понимал истинный смысл «фантазии», (как на сознательном, так и бессознательном уровне), то не было бы никаких проблем с определением «внутренней реальности».
Данное вступление и название моей статьи - «Маниакальная защита» и каком-то смысл с объединяет то, что маниакальные защиты не могут до конца объяснить внутренней реальности. Дело и том, что пациент и аналитической практике, демонстрирующий главным образом маниакальные защиты, представляет материал, который в данный момент не поддается интерпретации; но мы очень надеемся, что в один прекрасный день эти ассоциации станут более понятными.
Новое понимание заставляет нас вновь говорить о «бегстве в реальность» (Scarl, 1929) как о бегстве от внутренней реальности, а не от фантазии. Внутреннюю реальность следует описывать в терминах фантазии, и все же это понятие не синонимично фантазии, так как используется для обозначения фантазий, которые ' являются индивидуальными и организованными, а также исторически относятся к физиологическим переживаниям, возбуждениям, удовольствиям и боли младенчества. Фантазии - это то, как человек пытается справиться с собственной внутренней реальностью. Можно сказать, что фантазии и грезы отчасти сродни всемогущим манипуляциям с внешней реальностью. Всемогущий контроль реальности подразумевает фантазии о реальности. Человек пытается справиться с реальностью внешней через всемогущие фантазии, сформировавшиеся у него в борьбе с реальностью внутренней.
В последнем параграфе своей статьи («Бегство в реальность», 1929) г-жа Серл пишет: «... в опасности (ребенку) хотелось бы, чтобы рядом с ним всегда были идеальные, любящие и любимые родители, и тогда ему уже не страшна никакая сепарация; в то же самое время испытывая ненависть, он (ребенок) стремится уничтожить злых, требовательных родителей, которые покинули его, подвергая опасностям неудовлетворенного либидинозного напряжение, что вызывает у него такой страх. Иными словами, в этой всемогущей фантазии ребенок поглощает одновременно как любящих, так и требовательных родителей...».
На мой взгляд, то, что здесь опущено, - это признание отношения к объектам, которые ощущаются внутри. Очевидно, здесь не просто фантазия об объединении хороших и плохих родителей; мы сталкиваемся с фактом, который ребенок в значительной степени не осознает (по тем же причинам, которые действуют во взаимоотношениях ребенка с внешними родителями), а именно: садистические атаки происходят внутри ребенка - нападения на хороших или взаимно любящих друг друга родителей (ибо счастливые вместе они его фрустрируют), атаки на родителей, которые становятся плохими из-за ненависти, защита от плохих объектов, которые теперь представляют угрозу и для Эго, а также попытки уберечь хорошее от плохого и использовать это плохое с целью противодействия плохому и т.д.
Всемогущие фантазии - не столько внутренняя реальность сама по себе, сколько защита от ее принятия. В этой защите можно увидеть бегство во всемогущие фантазии, а также бегство от одних фантазий к другим и, наконец, бегство к внешней реальности. Поэтому, как мне кажется, нельзя сравнивать и противопоставлять фантазию и реальность. В книгах, рассказывающих нам о всевозможных приключениях, мы часто видим, как автор стремится убежать в детские мечты, а затем пытается воспринимать реальную действительность как такой же полет фантазии. Он не осознает внутреннюю депрессивную тревогу, от которой бежал. В его жизни есть место случайностям и приключениям - об этом можно сказать с полной уверенностью. Но на читателя он производит впечатление относительно неглубокой личности по той причине, что автор-путешественник ставит во главу угла отрицание индивидуальной внутренней реальности. Поэтому читатель без сожаления переходит к другим авторам, которые способны выносить депрессивную тревогу и всевозможные сомнения.
В ходе анализа можно проследить сокращение маниакальных защит в поведении и фантазиях пациентов. По мере снижения депрессивной тревоги и все большей веры в хорошие внутренние объекты в результате анализа маниакальная защита становится менее интенсивной и уже не столь необходимой.
Можно проследить определенную связь между сокращением всемогущих манипуляций, контролем и обесцениванием до нормы, а также той маниакальной защитой, которая используется всеми в обычной жизни. Например, на сцене мы можем видеть артистов, которые выглядят очень бодро и энергично (их этому научили). Можно говорить о том, что здесь имеет место первичная сцена, или эксгибиционизм, или проявление анального контроля, или мазохистическое подчинение дисциплине, или вызов Супер-Эго. Рано или поздно кто-то скажет: вот это и есть ЖИЗНЬ. Так или иначе, главным здесь будет отрицание смерти, защита от депрессивных идей «смерти внутри», сексуализация же здесь вторична.
А что мы можем сказать по поводу таких вещей, как повсеместная телекоммуникация? Или жизнь в Лондоне с его неизменным шумом и никогда не гаснущими огнями? Все это еще раз подтверждает защиту от внутренней смерти через реальность и использование маниакальной защиты, которая может быть вполне нормальной.
Опять же, говоря о светских новостях и членах королевской семьи, нам требуется некая уверенность в том, что уж их-то точно не коснутся никакие болезни и смерть; и подтверждением этому могут правда служить достоверные факты. Но нас ничто не может защитить от разрушения и дезорганизации соответствующих фигур во внутренней реальности. Слов «Боже храни Короля» недостаточно, чтобы показать то, что мы хотим спасти короля от бессознательной ненависти, которую питаем к нему. Мы можем сказать, что в бессознательных фантазиях мы действительно убиваем его и хотим спасти от наших фантазий. Но это будет злоупотреблением словом «фантазия». Я предпочитаю говорить о том, что в нашей внутренней реальности некий внутренний отец все время оказывается убитым, его обкрадывают, сжигают и разрубают на куски, и мы приветствуем персонализацию этого интернализованного отца реальным мужчиной, которому мы можем помочь спастись. Траур во дворце - обязательный ритуал, подтверждающий важность траура.
Дело в том, что вряд ли можно абстрактно рассуждать о том, являются ли подобные механизмы нормальным подтверждением реальности или же ненормальной маниакальной защитой; гем нс менее мы вполне можем рассмотреть те защиты, с которыми мы сталкиваемся в процессе анализа пациента,
В маниакальных защитах отношения с внешними объектами используются как попытка уменьшить напряжение во внутренней реальности. Но характерной чертой маниакальной защиты является то, что индивид не способен полностью поверить в жизнен ную силу, отрицающую смерть, так как он не верит в то, что способен сам к объектной любви; ибо любые изменения возможны только тогда, когда признается деструктивность.
Наши трудности отчасти, возможно, связаны с тем, что мы так и не смогли пока найти единого определения для маниакальной защиты (природы маниакальной защиты). Нельзя не обратить внимание и на то, что слово «депрессия» используется не просто так, но и довольно точно и в разговорной речи. Не видим ли мы в этом некую интроспекцию, сопровождающую депрессию? Тот факт, что не существует приемлемого определения маниакальной защиты, может быть связан с отсутствием самокритики в клинической сфере. Под природой маниакальной защиты мы понимаем неспособность обратиться к интроспекции в тот момент, когда эти защиты имеют место.
Находясь в депрессии, мы испытываем подавленность. В состоянии же маниакальной защиты мы в меньшей степени чувствуему как если бы мы защищались от депрессии. В такие моменты мы скорее испытываем приподнятое настроение, чувствуем себя счастливыми, занятыми, возбужденными, мы смотрим на жизнь с юмором, нас переполняет энергия, мы «полны жизни».