Случай, с которым удалось справиться дома

Далеко не каждый случай в детской психиатрии предполагает прямое вмешательство социального работника. Мне бы хотелось представить здесь случай Кэтлин, который вряд ли можно назвать только психотерапией, несмотря на то, что я сам проводил лече­ние. Основную роль в данном случае играла мать, а вообще, пра­вильнее сказать, - вся семья, - и успешный результат в значитель­ной степени был обусловлен той работой, которая была проделана в доме ребенка в течение года. От меня требовалась совершенно определенная помощь, и это означало, что я должен был работать с матерью и ребенком в течение десяти-двадцати минут каждую неделю в течение нескольких месяцев.

На первом интервью я смог прийти к довольно определенному выводу относительно психопатологии и сформировать предвари­тельное мнение о способности родителей помочь ребенку спра­виться с болезнью.

Ребенок был направлен ко мне с тем, чтобы я подготовил ее к поступлению в интернат; тем, кто первоначально работал с девоч­кой, даже в голову не приходило, что при определенных услови­ях со временем могло произойти спонтанное излечение. Важным здесь было то, что уже на первом интервью мне удалось графи­чески представить ее симптоматику, из чего мне стало понятно, что болезнь уже достигла кульминации, а сейчас отмечается тенденция к явному улучшению. На этом графике можно было ви­деть пик острой невротической тревоги, которая сопровождалась все нарастающим стрессом. Потом, в конце концов, болезнь ка­чественно изменилась, и у ребенка стали отмечаться явно психо­тические нарушения. Невротическая острая фаза последовала за историей, рассказанной ей ее сестрой, в период, когда у нее уже начались проблемы, потому что ей предстояло быть подружкой невесты на свадьбе ее любимой тети. Период острых психотиче­ских расстройств примерно совпадал с моментом свадьбы.

Мне было интересно отметить улучшения у ребенка, но сооб­щив во всех подробностях об этом семье, я обнаружил, что семья уже превратилась в психиатрическую клинику, являя собой совер­шенно параноидную организацию, в которую этот параноидный, склонный к уходам ребенок, прекрасно вписывался. Вначале ре­бенку удавалось справиться с ситуацией только тогда, когда она находилась в фактическом контакте с матерью, но уже во время консультации вокруг матери мне удалось создать особую зону, в I которой ребенок мог не испытывать острого стресса. Было до­вольно любопытно, что мать - далекая об образования и вообще не очень умная женщина - в какой-то момент захотела узнать, по­чему она и семья оказались в подобной странной и ненормальной ситуации. Фактически она сохраняла атмосферу психиатрической клиники до тех пор, пока ребенок не будет готов постепенно вер­нуться к нормальной жизни дома. Только после того, как ребенок избавился от параноидной защитной организации, она смогла по­степенно обрести дом. И даже тогда, когда я обратился к местным органам управления, - чтобы никто не приходил в дом без моего ведома и целый год я брал на себя за это ответственность, тем са­мым упростив задачу матери, - они пошли мне на встречу.

Итак, некое направление, а не прямая психотерапия, способ­ствовало возвращению ребенка к нормальному или почти нор­мальному состоянию. Прямая терапия осуществлялась в те корот­кие интервалы, когда я не был сильно занят. То, что мне удалось сделать в эти краткие промежутки, не было важной и основной ча­стью лечения, но на самом деле довольно полезным дополнением.

А теперь я попытаюсь описать подробно сам случай.

Кэтлин - ей было тогда 6 лет - направил ко мне психиатр од­ной it;i клиник. Вот его заключение: «В последнее время девочка настроена крайне негативно, она разговаривает сама с собой, смо­трит куда то вдаль и отказывается сотрудничать с матерью, в то же самое время не желая отойти от нее ни на шаг».

После того, как я увидел мать, мне удалось сделать следующее заключение:

Мыть: Кажется вполне стабильной. Сейчас испытывает очень сильную тревогу и пребывает в растерянности (не знает, как спра­виться с пациенткой).

Отец: Веселый и жизнерадостный.

Сиблинги: Пэт, 11 лет. Яркий, разговорчивый ребенок, доволь­но спокойный ребенок 6 лет. Сильвия, 20 месяцев. Очень хоро­шенькая.

Кэтлин находилась на грудном вскармливании в течение трех месяцев; потом она легко перешла на бутылку, дальше на твердую пищу и с питанием у нее в общем-то не было проблем. Где-то около двенадцати месяцев она стала использовать слова и довольно рано заговорила. В шестнадцать месяцев она пошла; с чистоплотностью также все было в порядке. Мать имела возможность сравнить раз­витие девочки с двумя другими детьми, и она явно ничуть не от­ставала от них.

В анамнезе не было какого-то серьезного физического заболе­вания. В клинике ей делали небольшую операцию (была какая-то проблема с пальцем), но этот опыт ее ничуть не испугал. В послед­нее время она стала жаловаться на головные боли и выглядела бледной. Еще совсем маленькая она часто заходилась в крике, и родителям всегда приходилось быть начеку с этим ребенком по сравнению со всеми остальными. Они поняли, что она нуждается в большей адаптации. Другими словами, она была чувствитель­ной. На все ее вопросы нужно было как можно быстрее дать ответ, или же у нее начинались агрессивные атаки. Она всегда была, как струна, поэтому с ней нужно было обращаться очень аккуратно. Хотя, в то же самое время, ее развитие можно было считать в пре­делах нормы - умная, счастливая, вполне способная к игре и уста­новлению хороших отношений.

Когда они пошла в школу в возрасте пяти лет, ей это очень не нравилось, но там все было вполне нормально. Она была прият­ной и дружелюбной и «способной справиться со своими переживаниями, стараясь найти выход из любой ситуации». За несколько недель до консультации она была в норме, и только потом нача­лись ухудшения.

Дома ребенок очень любил помогать матери, и она неплохо справлялась с этим для своего возраста (около 4 лет). Ей нравилось играть со своей младшей сестрой, она очень любила свои книги, стараясь держать их в порядке и не позволяя брать их своим млад­шим братьям и сестрам, чтобы они их не порвали. Она любила своих кукол. Ей нравилось ходить в воскресную школу. Казалось, она души не чаяла в своей маленькой сестренке и любила сделать для нее что-то приятное.

Кэтлин происходила из обычной семьи рабочего класса. Ее отец занимался сборкой металла и имел неплохой бизнес. Начав когда-то с земельного участка, он приобрел впоследствии дом-ав­топрицеп для своей семьи и, в конце концов, купил небольшой загородный домик и автомобиль. Мать - неплохая женщина, не очень умная, но и не взваливающая на себя то, что она будет не в состоянии сделать. В семье, из которой она родом, проблемы с умственными способностями, а со стороны отца даже есть дядя, страдающий эпилепсией.

За несколько недель до первой консультации Кэтлин предсто­яло быть подружкой невесты на свадьбе любимой тети. Свадьба совпала с моментом ее болезни. И она заявляла тете: «Вообще это моя свадьба, а не твоя». Это было не просто шутливым замеча­нием, но началом большой беды. Она действительно представляла себя на месте тети и совершенно не видела собственной роли в ка­честве наблюдателя. Тогда же у нее начался - сначала это было вы­ражено не так сильно - бред преследования, и она пыталась всех заставить улыбаться, потому что в этих лицах ей всегда казалось что-то неприятное. Вскоре ей уже было недостаточно, чтобы люди просто улыбались. Затем произошли уже более серьезные

изменения, и педагоги говорили о том, что она никак не реа­гировала, когда ее называли по имени несколько раз. Она была полностью погружена в какие-то свои мысли, глядя н одну точку перед собой. Один или два раза она даже отказалась снять шапку и пальто в школе. Теперь она уже не выводила слова столь пца- тельно, иногда она даже не писала, а царапала, и некоторые буквы были написаны неверно, чего раньше у нее никогда не наблюда­лось.