Пример: случай с энурезом

Филипп, девять лет, один из трех детей в хорошей семье. Отец долгое время отсутствовал во время войны, но в конце войны он возвращается домой и организует свое небольшое фермерское хо­зяйство. Два мальчика обучались в достаточно известной подго­товительной школе. Директор школы написал родителям (октябрь 1947 г.), что он советует им забрать Филиппа из школы. Несмотря на то, что он никогда не наблюдал у мальчика каких-то аномалий развития, сейчас он считает, что проблема именно в нем (участив­шиеся случаи воровства). Вот что он пишет в своем письме: «Я смогу легко решить эту проблему, если Филипп будет удален». И он в общем-то мудро заметил, что Филипп действительно болен и не сможет реагировать должным образом на необходимое лече­ние. Данное письмо стало огромным шоком для родителей. Снача­ла они обратились к своему педиатру, а уже он направил их ко мне.

Все эти детали показывают нам, насколько тонким является этот момент (вовремя направить психически больного ребенка, пока не станет слишком поздно). Надо сказать, тогда это была чистая случайность, что я располагал временем и мог оказать не­обходимую помощь в самом начале - до того, как отношение к де­линквентности мальчика еще не успело сформироваться, а нетер­пимость к симптомам не развилась настолько, что терапия могла потребоваться в срочном порядке.

Сначала я пригласил мать, и в достаточно долгой беседе мне удалось узнать следующую подробную историю. Как потом оказа­лось, история была верной (за исключением одной важной детали, прояснить которую мне удалось только после встречи с ребенком).

Из беседы я узнал, что мать и отец вполне неплохо справляются со своими функциями (создание тепла и уюта в семье), тем не менее» тяготы и проблемы» связанные с войной, в значительной сте­пени повлияли именно на Филиппа, в отличие от его брата. Млад­шая сестра, очевидно, развивалась вполне нормально. Родители тяготели к духовности, но они ясно дали мне понять, что они ни­коим образом не пытались навязать детям собственные представ­ления. Мать не очень доверяла психологии, утверждая, что она ни­чего об этом не знает. И это в общем-то оказалось очень ценным для меня, поскольку я мог опираться на ее чувства и естественное или интуитивное понимание человеческой природы, а не какие-то обрывочные сведения.

Брата на протяжении пяти месяцев кормили грудью, и с самого начала он был довольно открытым. Он преклонялся перед Филип­пом.

Рождение Филиппа было очень трудным; мать вспоминает, как непросто ей это далось. Околоплодные воды отошли за десять дней до рождения, и с точки зрения матери рождение начиналось и останавливалось дважды, прежде чем мальчик появился на свет под воздействием хлороформа. Филипп был на грудном вскарм­ливании в течение шести недель; первоначальной потери веса не было, и его легко перевели на бутылку. Это был очень хорошень­кий ребенок (где-то до двух лет), но потом в жизнь неожиданно врывается война. И с этого момента детство для него прекраща­ется; он превращается в довольно спокойного ребенка, с которым, возможно, слишком легко справиться. Теперь ему приходится со­прикасаться с грубыми и довольно странными детьми. В этот пе­риод он часто заболевает, особенно были выражены проблемы с носом. Простуды продолжаются и дальше, а удаление миндалин в возрасте шести лет также ни к чему не привело. Мать страдает аст­мой, и как ей кажется, у мальчика тоже небольшая астма. Филиппу мать явно уделяла больше времени (хотя ей и помогала няня), и она довольно рано заметила определенную разницу между двумя мальчиками. Мало того, что Филип был не очень здоров из-за по­стоянных простуд, но и его координация была бедной.

Когда Филиппу было два года и четыре месяца, матери при­шлось покинуть дом вместе с детьми. Но дом так и не был вос­становлен, пока не вернулся отец (незадолго до консультации со мной). Повсюду были разбросаны детские вещи, среди которых с трудом можно было найти что-то нужное. По сравнению с братом Филипп не был демонстративным. При этом он был достаточно ласков с матерью и сестрой. Мать видела, что он ощущает себя, как посторонний, а имеющиеся у него вещи были невероятно дороги ему. Однако реальных трудностей не наблюдалось, пока ему не ис­полнилось шесть лет. Что касается туалета, то здесь у него никогда не было проблем.

Когда Филиппу исполнилось шесть лет (именно тогда ему уда­лили миндалины), он вернулся домой с часами медсестры. На про­тяжении последующих трех лет им были украдены другие часы; также он крал и деньги, которые сразу же тратил. Он воровал и другие предметы и сразу же ломал их. Поскольку у него всегда были карманные деньги, вскоре он стал скупать книги. И хотя он правда читал эти книги, все же покупка книг для него была го­раздо важнее. Это были в основном маленькие книги (для общего развития) о бабочках, растительном мире и собаках. Однажды он заплатил целых 15 центов за одну маленькую книгу о кораблях, не заметив, что это в общем-то дорого. Наряду с этими симптомами родители стали замечать изменения в характере мальчика, но это было не так просто описать. Родители были действительно обес­покоены, когда произошел следующий инцидент: в Доме отдыха он украл книгу регистрации, принадлежавшую владельцам этого Дома. Он не пытался скрыть этого, и родители объяснили эту кра­жу его бесспорной любовью к всевозможным документам. Огля­дываясь назад, они отмечают и то, что он стал крайне неряшли­вым. Его все меньше и меньше интересовали какие-то новые вещи, кроме книг, которые он также стремился как можно быстрее от­дать своей сестре, которую очень любил. Это было в тот период, когда ему было от шести до восьми лет, вплоть до того момента, когда я начал с ним работать.

Когда родилась сестра (Филиппу тогда было шесть лет), по сло­вам матери сначала он был крайне обеспокоен и открыто ревно­вал ее к девочке, но вскоре полюбил ее и отношения с матерью также стали довольно ровными, хотя и не такими, как до рожде­ния. Примерно в это же время отец стал также проявлять все больший интерес к детям; отчасти это можно было объяснить ро­ждением дочери, немаловажную роль играло и то, что теперь он мог все больше времени проводить дома. Как-то мать обронила фразу, что ожидая второго ребенка, они надеялись, что это будет девочка. Когда родился Филипп, им потребовалось какое-то вре­мя, что свыкнуться с этой мыслью (что теперь у них два мальчи­ка). Рождение дочери решило, наконец, данную проблему, избавив Филиппа от этого бремени (что он совсем не тот, кем его хотели видеть). Я специально отметил, что удаление миндалин (как мы могли видеть, это привело к определенным личностным измене­ниям у мальчика) произошло вскоре после рождения сестры, но чуть позже я выяснил, что самым большим потрясением для него было именно рождение сестры. Примерно в это время (ему было восемь лет) он стеснялся всего того, что могло вызвать смех у лю­дей. В качестве примера мать рассказала, что у него на лице вско­чила шишка (его кто-то укусил). Он не мог допустить, чтобы над ним смеялись, поэтому предпочел сказаться больным. Стараясь защититься от всевозможных насмешек в свой адрес, он неверо­ятно преуспел в искусстве мимикрии, таким образом контроли­руя реакцию окружения. Он придумывал множество забавных историй, что позволяло ему еще больше защищаться. Рассказывая все это мне, мать чувствовала себя в отчаянии, признавая то, что она в общем-то зашла в тупик в отношениях с этим ребенком, в то время как ничего подобного с его братом и сестрой не возникало. Она вполне справлялась с нормальным ребенком, но не с тем, ко­торый был болен, и для меня было очень важным это признание, поскольку мне необходима была ее помощь. Чуть позже я поста­рался описать ей, в чем мальчик так сильно нуждался (не с точки зрения потребностей - психиатрический случай, но с точки зре­ния потребностей нормального младенца, объясняя, что мальчику нужно будет позволить вернуться и стать младенцем в отношени­ях с ней, чтобы он мог ощутить этот заново обретенный дом). По­этому я старался избегать - против ее воли - каких бы то ни было упоминаний психопатологии.

Проблемы с носом всегда влияют на сон ребенка, Филипп ча­сто просыпался, и ему требовалась помощь матери; так что вполне вероятно, что он мог использовать эти физические затруднения, не зная об этом, просто чтобы ночью рядом с ним была мать; если бы у него не было этих проблем с носом, матери все равно бы при­шлось находиться рядом с ним (это могли быть кошмары или фо­бии). У него была фобия, что ему могут причинить боль, а после удаления миндалин у него была фобия врачей.

Когда я поинтересовался, что случилось, заболел ли он или же это просто какой-то сбой? - мать объяснила мне: «Когда вам ка­жется, что с ним что-то не так, он вдруг успокаивается и посто­янно интересуется: «А что я должен делать? Разве что-то не так?» Мать обратила внимание на то, что для него очень важно какое-то время быть одному. Он мог использовать и всевозможные отвле­кающие факторы; например, в Швейцарию, он очень быстро нау­чился кататься на лыжах, но это произошло скорее благодаря уси­лию воли, чем естественно.

Мать рассказывает, что у него стали отмечаться проблемы с мочеиспусканием (частота позывов и болезненность), что она свя­зывает с носовой непроходимостью. В школе мальчика считали вполне здоровым, и проблемы с носом были не столь заметны. Все вместе (с матерью и мальчиком) мы посетили отоларинголога, ко­торый не только дал ценную консультацию, но и также обратил наше внимание на целый ряд симптомов, с которыми нужно было работать.

В школе Филиппа считали способным, но ленивым. Директор дает ему не очень лестную характеристику, но в письме ко мне он отмечает, что никогда не считал этого мальчика ненормальным, пока он не начал воровать. Лень для него вполне обычное явле­ние, и он очень надеялся, что в конце концов все образуется. Эта небольшая деталь позволяет нам увидеть, как и в хорошей школе вполне может остаться незамеченной психиатрическая болезнь.

Филиппу нравилось бывать за городом. У них была борзая, и это, как оказалось, сыграло существенную роль в лечении. Когда в школе у него были проблемы, он написал письмо, в котором не было никаких признаков того, что у него что-то не так.

Резюме истории болезни

Эта история, которую мать смогла рассказать мне, показывает, что в самом начале у мальчика все было неплохо, но начиная с двух лет у мальчика стали отмечаться явные нарушения эмоциональ­ного характера. Проблемы с окружением привели к тому, что его пришлось забрать из школы и он находился дома. В шесть лет у него отмечаются явные признаки личностной деградации (про­грессирующей), что приводит к ярко-выраженной симптоматоло­гии в девять (именно это и послужило причиной обращения семьи ко мне).

Лечение

Хотя я еще и не видел мальчика, основные моменты мне уже были понятны. Было очевидно, что о психоанализе речи не шло, так как поездки в Лондон (пусть и не каждый день) вряд ли можно было считать чем-то позитивным, принимая во внимание то, что у них дома явно отмечались определенные улучшения.

Я объяснил матери, что мальчик нуждается в ее помощи, по­скольку было очевидно, что ему явно что-то недоставало в возрас­те двух лет, поэтому придется вернуться туда и постараться это найти. Она быстро поняла меня и заметила: «Ну, если он должен быть ребенком, пусть будет так, и пока вы помогаете мне понять происходящее, я смогу с этим так или иначе справиться». Она смогла доказать, что это вовсе не праздное бахвальство, и в конце концов она смогла поставить себе в заслугу то, что ей удалось про­вести ребенка через психическое заболевание; дом был для него своеобразной психиатрической лечебницей, в которой нуждался этот мальчик, убежище в истинном смысле этого слова.

Формально мальчик регрессировал. В эмоциональном разви­тии у него произошел возврат назад (именно так, как я это опи­сываю), а потом снова движение вперед. Именно в глубине этой регрессии и был энурез (некое связующее звено между тем, о чем я говорю сейчас, и всем тем, что было сказано ранее).

Моей следующей задачей было увидеть мальчика. Мне было необходимо это интервью, чтобы понять, насколько далеко мы продвинулись за последние несколько месяцев (в основном по те­лефону), а также поскольку мальчик был готов к определенным ннсайтам (все то, что предполагает психоаналитическая работа).

Первое интервью с Филиппом

Сначала трудностей не возникало. Это был достаточно прият­ный и умный мальчик; довольно замкнутый, не сильно обращаю­щий внимание на меня. Очевидно, он был поглощен своими дела­ми и слегка смущен. Его сестра пришла вместе с ним, и он вел себя совершенно естественно с ней, оставив ее с матерью, когда мы с ним отправились в игровую комнату. Я старался следовать техни­ке, подходящей для подобных случаев, своего рода проективный тест, в котором я играю определенную роль. Рис. 1-8 - примеры рисунков. Это игра, в которой сначала я рисую каракули, а он их потом во что-то превращает, потом он что-то рисует, а я уже до­рисовываю.

Мои каракули (рисЛ). Он делает круг и сразу же называет это картой Англии, добавив линию, которая была необходима в райо­не Корнвелла.

Я сразу понял, что это довольно образное видение, а получен­ные результаты будут личностного характера, так как подобные закорючки могут превратиться практически во все.

Его каракули. В данном случае я не торопился что-либо дорисо­вывать, опять же предоставляя ему возможность вновь показать свои творческие способности. Он сразу же сказал, что это веревка в воздухе, и он изобразил воздух тонкими штрихами, пересекаю­щими толстые штрихи веревки.

(3) Он снова рисует каракули (рис.2), и я быстро превращаю это в лицо, которое он называет рыбой. Опять же это еще раз указы­вает на то, что он озабочен личной или внутренней реальностью и его не особенно интересует объективность.