Тревога, связанная с небезопасностью

Ниже будет приведена цитата из работы Д-ра С.Ф. Рикрофта «Наблюдения в случае головокружения» (Rycroft, 1953). В данной статье Рикрофт останавливается на двух важных моментах, ко­торые я хотел бы здесь привести: «В своей предыдущей статье я подробно рассматривал теоретические последствия способно­сти [пациента] вызывать галлюцинации определенных объектов, одновременно признавая их иллюзиями. Здесь мне бы хотелось обратить внимание на то, что он очень четко показывает как глу­бину его регресса, который имел место еще до момента прочной проверки реальности, так и неполноту регресса, поскольку отча­сти его Эго по-прежнему способно проверять реальность, актив­но способствуя анализу». Опять же, «Головокружение - это чув­ство, возникающее у человека, когда его равновесие находится под угрозой. Для взрослого это чувство обычно - хотя далеко не всегда - связано с угрозой утраты равновесия, поэтому, как пра­вило, думая о головокружении, сразу же возникают такие зрелые тревоги, как страх упасть или страх высоты, при этом мы забыва­ем о том, что младенец, задолго до того, как он научится стоять, также испытывает угрозу утраты равновесия и что некоторые виды его ранней активности, например, схватить что-то и удер­жать, представляют собой попытки сохранить чувство безопасности при поддержке матери. Поскольку ребенок сначала учится ползать и только потом ходить, поддерживающая функция мате­ри все больше сменяется землей; должно быть, это одна из основ­ных причин, почему земля бессознательно воспринимается как мать и почему невротические нарушения равновесия зачастую относятся именно к конфликтам, связанным с зависимостью от матери».

Итак, дальнейшее развитие теории я вижу именно в этом на­правлении - материнская функция, обеспечивающая безопас­ность, Поэтому мне бы очень хотелось, чтобы доктор Рикрофт на­писал еще одну статью на заданную тему, что он, очевидно, давно собирается сделать, ибо он уже неоднократно обращался в своих работах к таким авторам, как Алиса Балинт, Герман и Шильдер.

Следует отметить, что между ребенком и матерью существуют отношения, которые имеют жизненно важное значение, и все же вряд ли это можно считать производной инстинктивного опы­та, а также объектных отношений, возникающих благодаря ин­стинктивному опыту. Эти отношения предшествуют инстинктив­ному опыту, а также развиваются наряду с ним, поэтому они так взаимосвязаны между собой.

Итак, мы подходим к достаточно известному наблюдению, что самое ранняя тревога связана с тем, что человек чувствует себя не­безопасно.

Аналитики - и даже те, кто видит человеческое существо в мла­денце с момента его рождения, - часто говорят о том, что жизнь младенца как будто начинается с орального инстинктивного опыта и возникающих объектных отношений, связанных с инстинктив­ным опытом. Однако, ни для кого не секрет, что у младенца есть эта способность чувствовать себя ужасно, когда он не справляет­ся с чем-то в какой-то иной области, скажем, в области ухода за детьми. Благодаря акценту г-жи Фрейд именно на этих техниках мы уделяем этому вопросу особое внимание. По крайней мере, это мое мнение, и я склонен считать, что нам не стоит обсуждать смысл тревоги, когда причина кроется в неверных техниках ухода за младенцами, например, постоянная поддержка младенца, - все то, что свойственно материнству.

Мы знаем, что эта тема может вернуть нас к моменту непосред­ственно рождения, то есть к тому времени, когда плод готов ро­диться - примерно на тридцать шестой неделе внутриутробной жизни.

В данном случае мне бы хотелось задать следующий вопрос: можем ли мы здесь что-то говорить об этой тревоге или же это исключительно физиология и не более того? На первый взгляд может показаться, что Райкрофт говорит о том, что такая ран­няя тревога - это вопрос полукружных каналов (вестибуляр­ный аппарат) и физиологии. Но мы чувствуем, что здесь есть что-то еще. Факт физиологического головокружения бесспо­рен, но (как при морской болезни) физиология может вступать в силу лишь при определенных обстоятельствах. Какие же это обстоятельства?

Вместо того, чтобы по-прежнему задавать этот вопрос, мне бы хотелось попытаться кратко ответить на него.

На мой взгляд, в раннем детстве есть некоторые виды тревог, которые можно предотвратить достаточно хорошей заботой. Именно к ним мы и могли бы обратиться.

Простым примером может быть состояние дезинтеграции. При хорошем уходе за ребенком это состояние является естественным, и ни у кого не возникает в этом сомнений. Хороший уход, вне вся­кого сомнения, способствует интеграции. Точно так же и недоста­точный уход приводит к дезинтеграции, а не к тому, что было до интеграции. Дезинтеграция воспринимается как угроза, потому что (по определению) есть кто-то, кто ощущает эту угрозу. Также это и своего рода защита.

Можно выделить следующие три основных вида тревоги (из-за неправильного ухода за детьми): отсутствие интеграции, чувство дезинтеграции; отсутствие взаимосвязи между психе и сомой, чувство деперсонализации; также такое ощущение, что центр тя­жести сознания смещается от ядра к оболочке, от человека к во­просам, связанным с уходом.

Чтобы это стало более понятным, мне бы хотелось остановить­ся на том, что происходит в самом начале любой человеческой жизни.

Итак, ЧТО же предшествует этому? Нам иногда кажется, что двухсторонним отношениям предшествуют односторонние отно­шения, но эго не так; а если присмотреться внимательно, то это совсем не так. Способность к односторонним отношениям следует за двухсторонними отношениями посредством интроекции объ­ект (подразумевается внешний мир, к которому отноше­ние отрицательное).

Что же тогда предшествует первым объектным отношениям? Чинно я долю не мог разрешить для себя эту проблему. Это на­чатое в тот момент, когда я выступал перед Сообществом, и тогда у меня эмоционально вырвалось: «Нет понятия, как ребенок», Надо сказать, что я и сам несколько удивился этому. Тогда я попытался некоторым образом оправдать себя» сказав следующее; «если вы покажете мне ребенка, вы, конеч­но же, покажете мне и того, кто заботится о нем, или по крайней мере рядом с коляской всегда будет кто-то, не отходящий от него ни на секунду». Иными словами, все, что мы видим, - это «пара» мать кормящая грудью младенца), сегодня я бы наверное сказал то, что объектным отношениям предшествует следующее: отдельная единица еще не человек, еди­ница - это неотъемлемая часть сеттинга (индивид и окружение). Центр тяжести бытия - это не сам человек. Это его общий сеттинг. При достаточно хорошем уходе за ребенком, соответствующих техниках, холдинге и общем уходе оболочка постепенно перехо­дит в исходное состояние, и ядро (которое мы всегда воспринима­ли как человеческое существо) может стать индивидуумом. Этот процесс в самом начале представляется довольно непростым из-за тревог, о которых я уже говорил, и параноидального состояния, следующего за первой интеграцией, а также в первые инстинктив­ные моменты, которые дают ребенку совершенно новый смысл объектных отношений. Достаточно хорошие техники ухода за младенцами нейтрализуют внешние вторжения, предотвращая чувство распада и утрату контакта между психикой и сомой.

Иными слонами, бел достаточно хороших техник уходи ни младенцем у новорожденного нет никаких шансом, При достаточно хороших техниках центр тяжести бытия м специально ортамизованном сеттинге (человек-окружение) может переместиться в центр, скорее ближе к ядру, чем оболочке. И теперь центр локализации может быть в теле ребенка, понтом у он может начать формировать внешний мир наряду со всеми внутренними ограни­чениями. Согласно этой теории, первоначально не было никакого внешнего мира, хотя мы, как наблюдатели, могли наблюдал» мла­денца в окружающей среде. Моя следующая мысль может показать нам то, насколько все это обманчиво. Нам часто кажется, что мы видим именно младенца. Но впоследствии в ходе анализа мы не­редко узнаем следующее: все то, что мы видели, - не что иное, как среда, ложно поглощающая человека, скрывая в себе его потенци­альное Я.

Следуя в том же догматическом направлении мне бы хотелось прокомментировать клиническое состояние, известное как исте­рика. Термин «невроз» очень близок к этому.

Это нормально для младенца, что он испытывает тревогу, если о нем не заботятся должным образом. Однако, в самом начале младенец, как правило, еще не способен к интеграции или же он утрачивает контакт с телом или же переходит в состояние некой емкости вместо содержимого, причем происходит это достаточно безболезненно.

Таким образом, в процессе роста неизбежны боль и тревога в отношении этих самых разных вещей, возникающих вследствие ненадлежащего ухода за ребенком. В состоянии нормы окружение (мать или медсестра) лишь постепенно позволяет себе допустить какие-то огрехи, демонстрируя в самом начале почти идеальную адаптацию.

Бывает и страх безумия, то есть страх отсутствия тревоги при регрессе в состояние, предшествующее интеграции, когда тело не воспринимается живым и т.д. Страх заключается в том, что вооб­ще не будет никакой тревоги, т.е будет регресс, из которого возвра­та может не быть.

В результате это приводит к повторному тестированию способ­ности испытывать тревогу и временному облегчению всякий раз, когда возникает чувство тревоги; т.е чем хуже, тем лучше (Balint, 1955).

Анализ истерии (популярный термин) своего рода анализ безу­мия, которого так страшатся; но здесь невозможно движение впе­ред без предоставления нового примера ухода за новорожденным, лучшего ухода за младенцем в анализе, чем реального ухода ког­да-то. Только, пожалуйста, обратите внимание на то, что в анализе как раз необходимо дойти до самого безумия, хотя мы по-прежне­му имеем диагноз «невроз», а не «психоз».

Интересно, согласился бы доктор Рикрофт с тем, что пациент способен воспроизвести свой ранний инфантильный опыт фи­зиологического головокружения, наряду с этим используя вос­поминания, помогающие ему справиться с тревогой, связанной с ненадлежащим уходом в раннем детстве; тревога, которая воспри­нимается пациентом (хотя он совсем не сумасшедший) как угроза безумия?