Аппетит и эмоциональные нарушения

В психоаналитической и иной психологической литературе, как правило общепризнанным фактом является то, что нарушения пищевого поведения достаточно распространены при психиатри­ческих заболеваниях, но, возможно, вся важность еды до конца не признается при этом. Например, редко можно встретить слово «жадность» в психологических трудах, при этом слово жадность имеет совершенно определенный смысл, объединяя в себе психи­ческую и физическую составляющие, любовь и ненависть, все то, что приемлемо и неприемлемо для Эго. Единственная известная мне психоаналитическая работа, в которой слово жадность полно­стью находит отражение в теме - это Любовь, ненависть и компен­сация Мелани Кляйн и Джоан Ривьер (лекции 1936, опубликовано в 1937 г.).

Но здесь следует отметить, что в психологии по-прежнему не уделяется должного внимания взаимосвязи между аппетитом и жадностью. Мне хотелось бы высказать мысль, что жадность ни­когда не проявляется у человека, даже в младенчестве, в неприкры­той форме, а алчность, даже когда это проявляется как симптом, всегда является чем-то вторичным, подразумевающим тревогу. Жадность представляется мене чем-то настолько примитивным, что она не может проявляться в человеческом поведении, кроме как замаскированная и как часть комплекса симптомов.

В этом мнении мне помог утвердиться подробный анамнез, ибо у меня сложилась совершенно отчетливая картина непрерывности (клинической) нарушений пищевых расстройств, как они прояв­ляются в раннем детстве, в подростковом возрасте и во взрослой жизни. Я уже неоднократно отмечал то, что анамнез указывает на отсутствие четкого разделения между следующими условиями: анорексия подросткового возраста; запреты, связанные с кормле­нием в детстве; нарушения пищевого поведения в детском возрас­те, связанные с определенными кризисами; и запреты, связанные с кормлением (в младенчестве). Из кризисов можно выделить сле­дующие: рождение ребенка в семье; замена первой няни, которая ухаживала за ребенком; переезд в другое место; начало кормления обоими родителями; попытки заставить ребенка есть самому; вве­дение твердой пищи или просто видоизмененной; тревожные ре­акции (когда ребенок кусает грудь).

Эти случаи можно встретить в одной большой группе; на одном конце шкалы - трудности кормления младенцев, а на другом - ме­ланхолия, наркотики, ипохондрия и суицид. Иными словами, в случае болезни (здесь возможны самые разные заболевания) так же, как и в случае нормы мы сталкиваемся с тем, что огромную роль, безусловно, играет еда.

Благодаря анализу детей старшего возраста и взрослых у нас возникает очень четкое понимание того, как аппетит участвует в защите от беспокойства и депрессии.

Тогда было довольно странным искать причину психологической болезни у мла­денца. Поэтому моя точка зрения была несколько оригинальной и не принималась теми аналитиками, которые видели только тревогу кастрации и Эдипов комплекс. В своих более поздних работах я довольно подробно занимался темой развития младенцев, эмоциональное развитие которых может быть здоровым или нару­шенным в любом возрасте, даже еще до рождения. В настоящее время (1956) сре­ди психоаналитиков существует общепринятое мнение о том, что можно говорить о таком понятии, как психология новорожденного младенца. Несмотря на то, что я все время испытывал на себе влияние Мелани Кляйн, в данной случае я просто следовал заданным мне ориентирам (внимательное изучение всех тех случаев, которые мне доводилось наблюдать).

Сначала в анализе оральной функции приходит признание орального инстинкта. «Я хочу сосать, есть, кусать. Мне нравится сосать, есть, кусать. Я чувствую себя удовлетворенным после со­сания, еды, кусания».

Далее следует фантазия. «Когда я голоден, я думаю о еде, когда я ем, я думаю, как взять следующий кусок. Мои мысли о том, что мне нравится сдерживать что-то внутри, и я думаю о том, от чего мне бы хотелось избавиться; таким образом, я думаю об избавле­нии от всего этого».

Далее идет более сложная тема, а именно: объединение этой темы устной фантазии с «внутренним миром». Две составляющие этой фантазии очень тесно взаимосвязаны между собой (то, что происходит внутри, наряду с внешними событиями; представле­ния о том, что находится внутри - в материнском теле). Я также думаю о том, что происходит в этом источнике снабжения. Когда я очень голоден, я думаю о том, чтобы напасть и даже избавиться от источника питания, но потом мне от этого только плохо, и все мои мысли о том, как избавиться от всего этого как можно быстрее.

Такого рода оральная фантазия четко прослеживается в про­цессе наблюдений за детьми и маленькими детьми, играющими с объектом, что я и надеюсь показать.

Именно это бесконечное развитие и представляет собой «вну­тренний мир». Слово «внутренний» в данном случае относится прежде всего к животу, а уже потом к голове, конечностям и лю­бой части тела. Человек склонен помещать собственные фантазии внутрь, идентифицируя их с тем, что происходит внутри тела.

Этот внутренний мир можно считать живым миром движения и чувств. Если же человек испытывает тревогу, то мир становит­ся безжизненным, а в случае болезни - чрезмерно управляемым и контролируемым.

Эта часть оральной фантазии представляется мне не столь су­щественной, а тот факт, что я настаиваю на ее признании, указы­вает на то обстоятельство, что я отношусь к этому как педиатр. Ни один случай кишечного расстройства, рвоты или диареи у ребен­ка, анорексии или запоров невозможно до конца объяснить без учета сознательных и бессознательных фантазий ребенка о вну­тренней части тела.

Даже при желании ограничиться каким-то одним заболевани­ем (физиология), мы все равно должны отметить, что никакое ис­следование реакции ребенка на физическое заболевание не может быть полным без ссылки на фантазии ребенка о его внутренней жизни. Ребенку может показаться довольно забавным, когда его доктор, как выясняется, знает меньше о его внутреннем мире, чем он сам. Большинство врачей предпочитает придерживаться лишь факта боли без фантазийного контента, но факт остается фактом: дети часто рассказывают о собственном внутреннем мире, когда их спрашивают о внутреннем дискомфорте. Так, один ребенок отме­чал, что между испанцами и англичанами идет война и они сража­ются мечами. Другой приводил следующую фантазию: маленькие люди, сидящие за столом у него в животе в ожидании пищи. Ма­ленький мальчик четырех лет рассказывал мне о том, что до него доносились звуки, как люди разбивали тарелки после того, как он сам заканчивал есть. Еще один ребенок признавался, что внутри матери ему виделось множество детей, и рождение происходило в тот самый момент, когда входил отец и сбивал его палкой.

Иногда художник, способный нарисовать обычную картину, может представить нам впечатляющие детали внутреннего мира с точки зрения некоего ядра. То, что открывается нашему взору, представляется чем-то ужасным для большинства людей; им будет чудиться всякая всячина и, надо сказать, лавка мясника не самое худшее здесь. Подобное мужество художника действительно вы­зывает восхищение, даже если кому-то может и не понравиться такое бегство из мира фантазий к анатомии.

Следующий случай, как мне кажется, иллюстрирует то, как при­знание фантазии о некоем мире внутри (живота) становится воз­можным благодаря чувству юмора.